Старые люди говорят – а им можно верить – что при халифе Сталине Бен Виссарионе а России пышным цветом расцвела культура. Не было числа поэтам и писателям, учёным и художникам – равно как великое множество правоверных обратилось к ним со всем своим вниманием. Поэтому фимиама было достаточно на всех: никто никому не завидовал. Жил тогда же учёный ходжа по имени Учпедгиз, знаток многих наук и хозяин большого издательства. Его стезя не была усеяна розами: в юности он как простой нукер из бедной семьи участвовал в великом походе Ленина на аль-Москву и отличился боях с неверными. За что был пожалован должностью подъячего в приказе визиря среднего и высшего образования. Обладая от Аллаха некоторыми способностями и опираясь на старых приятелей, он быстро поднялся до поста заведующего отделом – где и создал, обладая сметливостью, небольшое состояние из искренних подношений подчинённых. Ходжа вышел в отставку и начал издательский бизнес – благо что в министерстве сидели одни доброжелатели, а визирь не потерял к нему благосклонности. Но тут его бес попутал: когда великий визирь Троцкий устроил свой заговор, он вместо того, чтобы немедля донести на злодея, вступил в него. Позже, будучи поднят на дыбу и подвергаясь испытанию калёнными щипцами, он уверял следователей прокуратуры, что вступил в заговор только для того, чтобы всё разузнать как следует и рассказать компетентным органам. И вина его только одна: заговор раскрыли раньше, чем он успел это сделать. Худо бы ему пришлось, если бы не заступничество одной из любимых наложниц самого Сталин-хана, с которой он одно время вместе ходил в школу и бесплатно давал списывать домашние задания по математике – девочка в цифрах была не сильна, а Учпедгиз складывать, делить и умножать был большой мастак. Халиф русский проявил милосердие к падшему и оказалось, что именно в милосердии заключена величайшая мудрость: Учпедгиз внёс огромный вклад в культуру. Именно его трудами правоверные получили драгоценные свитки с касыдами, газелями и учёными трудами знающих людей. Вся Российская академия наук, где издревле гнездились титаны духа и вообще корифеи, воздавала хвалу его заслугам. Но как из сотни слов бывает одно плохое, так и Учпедгиз, посетив подвалы Берии и лично сведя короткое знакомство с выдающимися мастерами заплечных дел, пристрастился к водке. А водка – это напиток неверных, что отнимает разум и открывает душу Иблису-проклятому – да не будет над ним милости Аллаха! Из-за этого маленького недостатка он нередко путал имена, фамилии и отчества писателей, а уж о знаках препинания и говорить нечего. Орфография в издательстве хромала на обе ноги и печатники стали притчей во языцех. Из-за водки, что лилась рекой прямо в рабочее время, выпускались с ошибками даже указы халифа всея Руси: а это уже политическая недоработка, чреватая усекновением головы на корню. Однако Меч Справедливости каждый раз рубил воздух – Учпедгиз наверху имел хорошую руку. И говорят, что не одну. Однако люди, не знавшие близко вопроса, отдавали дань несокрушимому милосердию Сталин-хана. Орфографические ошибки сначала превращаются в анекдоты – ибо современники знают истинное положение вещей. Так, когда на титульном листе «Слова о полку Игорь-бея» вместо имени автора "А.С. Пушкин" напечатали "ас Пушкин", то Гоголь – тогда ещё совсем юный, но подающий большие надежды акын, всё спрашивал Александра Сергеевича после утреннего намаза: на каких это самолётах он летает. Все весело смеялись шутке, как и принято в кругу воспитанных людей. Однако их далёкие и бесталанные потомки на ошибках не столько учатся, сколько строят научные концепции. Поэтому в недавнее время получила хождение «теория», согласно которой Пушкин действительно был пилотом, а литературой занимался только в перерывах между полётами – когда погода была нелётной. У лётчиков старого времени был даже специальный термин – Болдинская осень – т.е. время, когда хозяин собаку из дома не выгонит – не то что вылететь на перехват какого-то там "Миража". В это самое время Пушкин и создавал свои бессмертные произведения – пока менее зрелые молодые люди играли в карты ночи напролёт, если не ходили по чужим гаремам с намерениями определённого свойства. Иные говорят, что ас Пушкин действительно служил в авиации, но не при халифе Сталине Великом – а намного раньше, в домусульманскую эпоху, когда русский народ погряз в христианской ереси и ходил во тьме язычества. Был он командиром звена истребителей в полку Багратиона – и особо отличился в защите Москвы от воздушной армады герцога Альбы. Он лично и в паре сбил более пятидесяти немецко-фашистских самолётов, но никаких наград не удостоился, и вот почему: его стихи и поэмы имели остросоциальную направленность. Не думая о последствиях, в перерывах между жаркими боями, Пушкин сочинил касыду «Как закалялась сталь», где нелицеприятно разоблачил вопиющие недостатки и упущения в работе министерства металлургической промышленности. Историки приписывают ему авторство поэмы «Лука Мудищев» - повести о тяжкой доле талантливой молодёжи, которую свинцовая русская действительность душит тысячами. «Ежечасно, ежеминутно и в массовом масштабе» - как заметил на полях этого гениального произведения Ленин – первый халиф земли русской... Наконец, его фундаментальная «История города Глупова от Ромула до наших дней» не добавила ему доброжелателей и в академической среде. Потому все награды обходили героя стороной, прилипая к груди людей недостойных. Впрочем, как пишут очевидцы, Пушкин был настоящим философом и другого от этой жизни не ждал, воспринимая каверзы фортуны с чувством юмора: «Как бы ни тужились враги, а ко мне в любом случае не зарастёт народная тропа!» Он был уверен в посмертной славе и не ошибся: тропа к нему не зарастает уже тысячу лет, а досужие выдумки о нём канули в Лету – вместе с мелочными интересами той эпохи. Погиб поэт не от пули врага, а от руки злобных завистников – там приключилась история по мотивам оперы «Моцарт и Сальери». В полку, где доблестно служил Пушкин, был совершенно бесталанный, но очень претенциозный писка и рифмоплёт - некто Дантесов. Был он техником по обслуживанию двигателей и в свободное от работы время складывал себе убогие вирши да ещё заставлял товарищей их слушать. Долго копил он мелочную обиду на великого поэта и гражданина и в одну чёрную ночь не выдержал: подпилил цапфу передней стойки шасси. При посадке самолёта подпиленная цапфа сломалась, поэт разбился, и злодею стало заметно легче на душе. Однако он не долго радовался: недавно прибывший в полк Лермонтов откликнулся на трагедию стихами «На смерть поэта», которые сразу же поставили его в ряды классиков русской литературы. Немало серьёзных, вдумчивых и пытливых исследователей с фактами отстаивают иную версию: ас Пушкин жил ещё во времена султана всея Руси Александра 1-го, которого народ прозвал Благословенным за необычное благочестие. Служил поэт сначала не в истребительной авиации, а в бомбардировочной, проходя первый, как принято «ледовый» год службы в районах Крайнего Севера. Летал он на стареньком Ту-95М, возил атомные бомбы по периметру границ с Америкой, которую совсем недавно открыл Колумб. Вторым пилотом у него был поручик Ржевский – известный забавник и любитель погулять. От скуки – а полёты были многочасовые – два товарища начали пугать до смерти американцев, залетая за самый Северный Полюс. Держа курс прямо на столицу могикан, Пушкин, как давеча князь Святослав, радировал вероятному противнику: «Иду на вы!». Могикане терпели его шутки, но потом взяли, да и пожаловались на невинные развлечения в Политуправление Северного Флота, которое тогда возглавлял известный мракобес и гонитель всего живого и смелого архимандрит Фотий. Говорили, что он был очень честолюбив и надеясь стать главным муллой Москвы, просто рвал подковы на лету, выслуживаясь перед начальством. Так вот, этот мракобес, получив американский донос, немедля дал ему ход и посадил двух героев на гауптическую вахту. Там от нечего делать Пушкин сочинил шуточную поэму «О попе и работнике его Балде», где высмеял порядки в Политуправлении и лично Фотия. А тот, не долго думая, накатал донос на него секретарю ЦК по идеологии графу Аракчееву – своему односельчанину, который и двигал его вверх по иерархической лестнице. Так и получилось, что север Пушкину оказался вреден. По мнению выдающегося пушкиниста, великий поэт сидел у синего моря и ждал лётной погоды не случайно: его вместе поручиком Ржевским бросили на укрепление палубной авиации Черноморского дважды краснознамённого ордена Ленина и прочая флота. Реакционеры, засевшие в Смольном институте благородных девиц тайно надеялись, что смелый поэт как-то сядет мимо палубы. Но Пушкин был асом не даром: его стальной пегас слушался поводьев и всегда садился на все четыре ноги. Катастрофа произошла позже, когда царское правительство, возмущённое и обиженное строительством нефтепровода Баку – Джейхан американцами, начало справедливую войну на Кавказе. В освободительном походе русской армии на грузинский нефтепровод участвовал и авианесущий крейсер, где служили два товарища. Кстати, их великая дружба привлекла внимание иных деятелей культуры: известный советский кинорежиссёр Лени Рифенштааль в творческой командировке познакомилась с Ржевским и Пушкиным, осталась от них без ума и сняла свой первый бестселлер: «Служили два товарища», за каковой была удостоена государственной премии. А талантливый писатель Жюльвернов, пребывая в творческой командировке на крейсере, написал про них большой роман «Два капитана». Надо сказать, что к тому времени хлопотами Арины Родионовны поручика Ржевского произвели в капитаны – что и не удивительно, ибо давно было пора это сделать. Русские чудо-богатыри, вступив в пределы угнетаемой американцами Грузии, везде встречались цветами и слезами народной радости. Известный композитор Чаурели немедленно написал оперу «Великая дружба» - за которую получил шубу с царского плеча и орден дружбы народов. Пока снимался фильм да писалась опера, советские войска прошли весь Кавказ и остановились у города Эрзурум, которому тайно помогала гора Арарат. Собственно, помогал Большой Арарат, Маленький Арарат в глубине души был настроен антиамерикански. Чтобы помочь пехоте взять оплот империализма, царизм бросил к берегам Колхиды авианесущий крейсер "Варяг". Но руководство североатлантического альянса дало на лапу мокрому циклону из Атлантики, и Пушкин не столько бомбил Эрзурум, сколько писал стихи – о прекрасных глазах турчанок, которые ему удалось рассмотреть через дырку в радаре. А ещё он со всей командой рыбачил с палубы – пока циклон отрабатывал взятку. Ждал у моря погоды… А погиб Пушкин совсем не так, как писали известные юмористы Писарев и Добролюбов, которым пришло в голову, будто бы команда крейсера сошла в Колхиде на берег и угнала на борт стадо тучных меднорогих баранов – собственность местной царицы Медеи, которая подняла всю округу отбивать у русских моряков законную добычу. В жаркой схватке погибли многие – в том числе поручик Ржевский и Пушкин. Правда, другие летописцы утверждают, что Пушкин и его друг женились на Медее и правили Колхидой втроём, душа в душу. Кстати, так возник древнегреческий миф об аргонавтах и Золотом руне. Но это скорее всего домыслы, недостаточно аргументированные фактами. На самом деле всё было не так: главный снабженец авианесущего крейсера – помпотех Дантесов \по другим источникам – Дантес Ибрагим Оглы\ – как-то достал на Батумском заводе партию авиакеросина, разбавленного ослиной мочой, но по очень недорогой цене. И вот в недобрый час эскадрилья Пушкина вылетела на врага. Ослиная моча на большой высоте предательски замёрзла. Товарищи Пушкина не долго думая попрыгали с парашютами на головы агрессорам, и те разбежались от страха, куда глаза глядят. Пушкин же направил свой бывалый Су-25Т прямо на гору Арарат. Там в это время был самый снегопад с ветром - совсем не петербуржские гостиные. Но поэт не потерял присутствия духа и сложил такую касыду: «Буря мглою землю кроет, вихри снежные крутя. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя…» Далее в поэме говорится, что была такая пурга, что самолёт с трудом сел на Арарат. Спасаясь от непогоды, Пушкин пошёл вниз – к людям. Самолёт свой любимый он оставил на вершине горы – его согласился посторожить некто Ной, который держал там небольшую ферму. Он пожаловался Пушкину на то, что вот он уже какую эру ждёт всемирного потопа совсем готовый для спасения человечества. А Пушкин ознакомил отставшего от жизни товарища с геополитической обстановкой и помог убрать навоз из конюшен очень оригинальным способом. Позже кто-то приписал это открытие некому Гераклу, который просто повторил подвиг Пушкина на материале животноводческого колхоза царя Авгия. Пушкин долго шёл вниз и много приключений было у него по дороге. Для любознательных отмечу, что все они описаны в его автобиографической повести «Повесть о настоящем человеке». И ещё немного о настоящих людях: есть мнение, что ас Пушкин спускался с самой вершины Арарата очень долго – не менее 10 лет, а то все двадцать. Более того, шёл он по тернистой дорожке не один, а с верными боевыми товарищами. И в память об этом анабазисе он же написал поэму о тридцати или более витязях прекрасных, которые чредой из гор выходят ясных – но не одни : с ними дядька Черномор. Почему великий поэт ассоциировал себя с «дядькой» - непонятно. А что Черномор, так это в память о том самом море, около которого он столько лет сидя ждал лётной погоды. Если уж говорить по существу и объективно, то следует немного сказать и о совсем апокрифической, невероятной истории: пытливые учёные нашли указания на то, что Пушкин, спускаясь с Арарата с верными нукерами, прошёл огонь, воду и медные трубы. По пути домой его соблазняли пленительные красавицы неземной красоты, вредили злые колдуньи, один раз, чтобы разведать дорогу домой, Пушкин спускался в мрачное царство Аида, по дороге его друзья разгневали богов – и он пришёл к подножию Арарата совсем один. Сопоставляя все эти достоверные факты, специалисты-пушкинисты справедливо утверждают, что и «Одиссею» написал великий русский поэт, внеся таким образом огромный вклад в сокровищницу мировой культуры. Вышел из араратского плена Пушкин не к лучшим людям и не в самый приятный момент: мимо как раз проходила ватага горных джигитов, абреков и хиджабов, явно ища повод всем показать свою удаль молодецкую. Однако Пушкин так очаровал полевого командира своими манерами, что тот принял его как брата в своём ауле. Пушкин позже описал это дитя гор в повести «Хаджи – Мухтар» или что-то в этом роде. Сидя в сакле с видом на Казбек, поэт познакомился с Львом Николаевичем, который в это же время собирал этнографический материал для капитальной повести «Витязь в тигровой шкуре». Они потолковали о судьбах русской литературы, посетовали на засилье казёнщины и пошлости, списавшись с Некрасовым договорились насчёт того, кому на Руси жить хорошо, да и пошли себе солнцем палимые, каждый в свою сторону. Лев Николаевич подался в Крым – защищать Севастополь \город русской славы\, который осадили войска Североатлантического альянса. А Пушкин сел на белый пароход и удалился на реку Урал, где его уже ждала некая капитанская дочка, которая вместе с Арапом Петра Великого спасалась от вора в законе Емельки Пугачёва. А может, и не вора вовсе, а просто национального героя, которого современники по недоразумению не признали. И может зря капитанская дочка от него спасалась: ведь стерпится – слюбится и дети у них были здоровые и перспективные: с таким папой не пропадёшь!
Вот так бывает: орфографическая ошибка не может сломать уже существующую версию исторической правды: калибр у неё не тот. Но она может построить собственную историю рядом. И может быть благодарные потомки, увидевши две истории рядом, призадумаются по случаю: а как оно там было на самом деле? Или, повернувшись к столь противоречивому прошлому спиной, начнут делать свою собственную историю. Что ж – путь добрый.
